саша денисова

Или вот взять дракона Фафнира, спящего во злате. Его не видно, он весь покрыт горами золота. Скажем так: он спит. Но все мы знаем, кто ступал в эти болота, дракон никогда не спит — до конца. Он же змей. Он подозрителен и безжалостен — если кто-то посягнет на его золото. Любое движение извне — кто там пошел, куда, никто ли не дышит на его сокровище — и дракон слегка, незаметно для человечка, начинает двигать крылами, лапами и когтями. Внешне это легкое осыпание монеток, незаметная рябь чувств, шорохи, волны, лепет и звоночки. Никто и никогда не видал чувств дракона. Золото начинает волноваться, все ярче блики, все тревожнее холмы и гребни проступающего драконьего тела, отлитого в форму золотой чешуи. И вот наконец — если его довести — он вынырнет из-под золота и предстанет во всем шуме и ярости. Убейте его, если можете, убейте если можете, иначе он свою любовь не отдаст, воткните нож под левую ключицу и не испачкайтесь в крови. Убейте, вырежьте его сердце и сварите из него суп. Тогда вы станете понимать язык птиц и зверей. Различать видимое и невидимое. Обретете бессмертие, как вариант. Но помните — золото звонкое, клад огнекрасный, погубит вас. Вы даже не заметите, как на вашем чешуйчатом теле лежит прекрасный груз золота, стоит вам разозлиться и монетки над вами сыплются, сыплются и да — вам уже никогда не заснуть до конца.

(просто интересно, жив ли здесь кто-то из старых друзей?)

Тезис первый. Ни времени, ни пространства нет, а пространство лишь оболочка времени -- событие кончается и окукливается, открепляется от нас и уходит в космос в виде капсулы времени.

Почему я так хорошо помню тот вечер? Как свистели ласточки и как мы все, еще юные, стоим на балконе, пахнет югом и будущим. У нас синие волосы, это красиво. За спиной у нас сильно пьяный чувак. 98 год, все впереди. В комнате танцует туча народу, я не всех знаю, хотя мы у меня дома. Я знаю, что это точка всех времен -- со мной мои друзья, позади любовь, впереди любовь, мы навсегда останемся в этих телах, под эту песню All of my love, с этими ласточками, никогда никуда друг от друга не денемся, не разъедемся и всегда будем вместе. Так и есть, но! Мы живем в трех разных странах. И что? Что-то изменилось? Нет, мы все еще вместе -- навсегда. Нет, это не воспоминание, бросьте -- это капсула и она очень близко ко мне. Как книга на полке -- беру и вот она в руках, горячая, свежая, прозрачная, под ее блестящей кожей -- сервант, посуда той поры, вино "Медвежья кровь" в бокалах, подарки той поры -- кассеты и книги, я той поры и ты той поры.

Тезис второй. Будда был прав -- любовь может распространяться на всех. Или хотя бы на нескольких. Я как-то не очень догоняю женщин, которые с пафосом говорят: вот этих трех я любила гораздо меньше, а этот занял уж такое место в моей жизни. Или вовсе -- все я переоценила: никого не любила, вот эти трое не в счет, тьфу на них -- только ты. Вранье! Мужчины, не будьте идиотами -- не верьте! Просто так вышло, что эта капсула, ваша, она... ну, короче, вы все еще в ней.

Обычно у людей почти всегда живо чувство о своей любви. Не воспоминаний: их вообще нет. Ну по физике или чему-то там. Часто сердце стучит быстрее и жар поднимается к горлу, стоит приблизить эту капсулу и прислонить к ней лицо. Это не значит, что чувство живо -- время не линейно, повторяю, ничто нельзя протянуть через всю жизнь, ну хорошо, почти ничего. И это не значит, что я все еще люблю тебя.

Тезис третий. Прошлого нет.

А это значит: мы все еще там. На том балконе. В том парке, где. В том доме, где. У той реки, где.

Тезис четвертый. Пространство как оболочка времени. Помнишь, мы в университете учили, а потом смеялись над хронотопом. Так вот: он есть, хронотоп. Только не такой, не книжный. Он физический. На места любви не возвращаются -- говорил Джозеф. Это не метафора: пространство сворачивается как фольга, в которую упаковали курицу, как только время кончается. Ваше время. Я как Алиса -- сколько бы не бежала, не уменьшалась и -- не пила! -- никогда не могу попасть в те места. В те дома. На берег той реки.

А это потому что их нет.

Они в капсулах.

То есть, дописываю: нет времени отдельно. И пространства отдельно. Они существуют только вместе. Как форма и содержание, как знак и означающее. Причем, меняются ролями. (Об этом Саша Эйнштейн помыслит на досуге)

Тезис пятый: Смехотворно рассчитывать на то, что кто-то будет любить вас больше, чем кого-то. У каждого свой набор капсул -- в разной степени близости от руки. Можно дотянуться, а можно и нет. А некоторые переливающимися дирижаблями проплывают перед глазами. О них и пишу.

Тезис шестой: Глуповато говорить о любви и о дружбе, когда их терял. Но потери нет, поэтому мне НИКОГО не жаль. Мне не жаль оставлять и мне не жаль уезжать. Ну потому что глупо жалеть то, что и так остается. Мы ничего не теряем -- все хранится в капсулах времени. И квартиры, и лето, и смех, и сигареты. И аккуратно составленные кассеты на полке у друга, который перестал быть другом. И дом-музей, где вы жили среди экспонатов, холстов и детей. И луг, где сидели и пили чай из термоса и опускался туман и ничего нельзя было решить, поверьте, ничего.

И никуда не вернешься. Но ни любовь, ни дружба не исчезают. Но и не уходят в утиль -- как пакеты из-под кефира. Никакого полураспада. Они остаются -- в той же концентрации. Краски не жухнут, чувства не ослабевают. Все вранье.

Другое дело, что земля -- как ковер. С которого облетает пространство и сворачивается в шары и они плывут.

Если вы не можете куда-то вернуться, а вам хочется, лягте на спину и ждите. Скоро над вами проплывет дирижабль с прозрачным брюхом. Там карта почище гугла -- с большим увеличением и разрешением предметов и лиц.

Вообще мы недооцениваем физику. Она многое объясняет.

На Винзавод на ночь галерей ломилась туча народу. Вот удивительно, скажешь -- вход сто миллионов, все равно будут ломиться. Москва потому что. Поэтому аудитория у "Жизни удалась-2" была больше в несколько раз, чем может вместить театр. Рядом со мной сидела знакомая, очень, кстати, милая девушка, жена олигарха, только совершенно не помню какого. Я ее спросила, ну ради поддержания разговора, какая у нее модель мерседеса ( а мерс впечатлял, тюнингованная зверюга):

--Не помню, ну мерседес и мерседес. Мне муж отдает, наигравшись. Там как-то много лошадиных сил.

Я, правда, еще на громадный сапфир у нее на пальце пялилась. Пока Гурин не сказал мне, что надо искусство впитывать, а не материальному завидовать.

Значит, об искусстве. Для тех, кто не в курсе и конспективно. Сначала Михаил Угаров ставил в "Практике" спектакль по пьесе Пряжко "Жизнь удалась". Потом за три дня до премьеры что-то у лидеров Новой драмы не заладилось, скандал случился и Угаров вместе со своим спектаклем переехал в "Театр. Doc", но в "Практике" решили начатое докончить и Виктор Алферов с Эдуардом Бояковым тоже стали делать свою "Жизнь". Так "Жизни" стало две.

Но и на этом интрига не закончилась. Идеологи, как известно, закрыли фестиваль "Новая драма" и разошлись по углам ринга. Сохранив высокие, нормальные для духовных людей отношения. (здесь безо всякого перехода следующее предложение) Актрису Анну Егорову, играющую в "ЖУ-1" главную роль, пригласили играть ту же роль в спектакль "ЖУ-2" (правда, во втором составе). И она согласилась. Что для истории театра сюжет беспрецедентный. (конец тирады)

Спектакль в "Практике" очень красивый, надо сказать, подчеркнуто красивый. Актриса Волкова в розовом купальнике, вся такая аппетитная, талантливо изображала лицом хабалку. Но каковы ножки, бедра! попу даже показала в том месте, где героиня и впрямь попу показывает. Зал взорвался аплодисментами. ( Collapse )

( Collapse )

Почему все нормальные люди, придя с дня рождения эээ... веселыми, ложатся спать, а я лезу в инет, где оставляю комментарии причудливого смысла и главное: обзываю ни в чем неповинного мужчину СЫЧОМ!

( Collapse )

рассказ "конфета" нашел меня. хожу по москве, ем шоколады, говорю с кондитерами.

а вот сегодня еще и напился. думаю, как много видел я людей за это время и как мало писал. баланс внешнего и внутреннего подразумевает, видел человека, подумай о нем, столько же, сколько видел.

я не успеваю. мне бы хотелось написать. и писать дольше, чем видел.

мой друг-медиевист говорит, что средневековый человек видел в год столько народу, сколько современный за день.

а то и меньше.

я сегодня видел тех-то и тех-то. а еще случайно встретил барса и нисочку (мельком подумало, пронесясь, что этот лобик мне знаком, а после, когда повернулись фасадом, уже соотнесло, хотя они стали -- отросшие пряди, некая соструенность черт -- в чертах этих сообщниками что ли, похожими неточно сказано), а потом в театре еще многих видел. и думал, как много я бегаю. и как мало пишу обо всех и как всех хочется удержать, хотя бы в словах. а то и больше.

и какая все же есть асимметрия -- жизни и слов. хотя и неясно, чего хочется больше.

жизни или слов.

— Выведут тебя когда-нибудь, Парнок, — со страшным скандалом, позорно выведут — возьмут под руки и фьють — из симфонического зала, из общества ревнителей и любителей последнего слова, из камерного кружка стрекозиной музыки, из салона мадам Переплетник — неизвестно откуда, — но выведут, ославят, осрамят... (с)

Некоторые просто не могут провести праздник по старинке, без атчота:)

RFW, день первый. Показ Вивьен Вествуд задержали на полтора часа. Я села в парке ЦДХ, возле будки нестле -- съесть мороженое и поболтать ногами. Мимо спешили нарядные, нарядные особым способом люди, способом, каким одеваются только на неделю моды. Вот мимо размеренно прошагал блондин -- склеенный ежик прядей, вывесочная улыбка человека, решившегося на демарш – прошагал в трусах и пиджаке. Пиджак такой, с отлаженной подмышечной паутинкой складок, с гладкостью итальянских ателье пиджак, хороший, словом. Трусы, надо сказать, были не очень короткие, плотные, хотя и кружевные. И еще он был в резиновых сапогах. Спутница – сахарная вата волос, сколотая шляпкой с вуалеткой – с победной рассеянностью лица а-ля мадам де монтеспан. Перед показом они намеренно замешкались перед тем, как усесться: трусы не должны были пропасть втуне.
Пока сидишь, ждешь подолгу, обречен разглядывать. В темноте горят слитки сумок, чешуей дискотечных шаров переливаются бисерные шляпки. Под полированными лысинами искрят крокодиловые пиджаки. Взлетают к ушам декорированные верту. Многие – особенно юноши, с люто, по-самурайски зачесанными и закрученными наверх хвостами – отчаянно жуют жвачку, жуют, словно эта челюсть ходуном, вдобавок к джинсам жербо и жакету ферре, бонусом сигнализирует о статусе. А может, имитирует речь, активность, динамику. ( Collapse )